Хребты Безумия - Страница 32


К оглавлению

32

IX


     Я  уже упоминал,  что  во  время осмотра упаднических барельефов  у нас родилась новая  цель. Она, конечно же, была связана с теми пробитыми в земле туннелями, которые вели в мрачный подземный мир и о существовании которых мы поначалу  не имели  понятия,  зато теперь  сгорали от любопытства и  желания поскорее увидеть их и  по  возможности обследовать. Из высеченного  на стене плана было ясно, что стоит нам пройти  по одному из ближайших туннелей около мили,  и мы окажемся на краю головокружительной бездны, там, куда никогда не заглядывает солнце; по краям этого неправдоподобного обрыва Старцы проложили тропинки, ведущие  к  скалистому берегу  потаенного, погруженного  в великую ночь  океана.   Возможность  воочию  созерцать  легендарную  пучину  явилась соблазном, которому противиться  было невозможно,  но мы понимали, что нужно либо  немедленно пускаться в путь, либо отложить визит  под землю до другого раза.

     Было уже восемь часов вечера,  наши  батарейки поиздержались,  и  мы не могли позволить  себе совсем  не  выключать фонарики. Все пять часов, что мы находились в нижних  этажах зданий,  подо льдом, делая  записки и зарисовки, фонарики не выключались,  и потому в лучшем случае их могло хватить часа  на четыре. Но, исхитрившись, можно было обойтись одним, зажигая второй только в особенно интересных или опасных местах. Так мы обезопасили бы  себя,  создав дополнительный резерв времени. Блуждать в гигантских катакомбах без света -- верная погибель, следовательно, если мы хотим  совершить путешествие на край бездны,  нужно немедленно прекратить расшифровку  настенной скульптуры.  Про себя мы решили, что еще не раз вернемся сюда,  возможно, даже посвятим целые недели изучению бесценных  свидетельств прошлого  и фотографированию  -- вот где можно сделать коллекцию "черных снимков", которые с руками оторвет любой журнал, специализирующийся на "ужасах", но теперь поскорее в путь!

     Мы  уже израсходовали  довольно много  клочков бумаги,  и  хотя нам  не хотелось  рвать  тетради  или  альбомы  для   рисования,  все-таки  пришлось пожертвовать  еще одной толстой  тетрадью. Если случится худшее, решили  мы, начнем делать  зарубки,  тогда, даже если заблудимся,  пойдем по  одному  из туннелей, пока не выйдем на свет -- если, конечно, успеем к сроку. И вот мы, сгорая от нетерпения, направились в сторону ближайшего туннеля.

     Согласно высеченной  на камне  карте, с которой  мы перерисовали  свою, нужный туннель начинался в  четверти мили от  места,  где мы находились. Его окружали прочные, хорошо сохранившиеся дома, так что, похоже, это расстояние мы  могли  преодолеть  под ледяным  покрытием. Туннель  шел  из ближайшего к хребтам  угла  некой  пятиконечной  объемистой  конструкции  --  явно  места общественных  сборищ,  возможно, даже культового  характера. Мы еще с самолета пытались  разглядеть  среди  руин  такие  постройки.  Однако сколько  мы  ни обращались к своей памяти, не могли припомнить, чтобы видели  с высоты нечто подобное, и потому решили,  что это объясняется  скорее всего тем, что крыша здания  сильно повреждена,  а  может, и совсем  разрушена прошедшей по  льду трещиной. Ее-то мы хорошо помнили. Но в таком случае вход в туннель мог быть завален, и тогда  нам останется  попытать  счастья  в  другом  туннеле,  что начинался  примерно  в миле к  северу. Русло реки  отсекло от  нас все южные туннели, и, окажись оба ближайших хода завалены, наше дальнейшее путешествие не  состоится:  не  позволят батарейки --  ведь  до  следующего,  северного, туннеля еще одна миля.

     Мы  шли сумеречными лабиринтами, не  выпуская из  рук  компас  и карту, пересекали одну за другой комнаты и коридоры, находившиеся в разных  стадиях обветшания,  взбирались  наверх,  шагали  по   мостикам,  опускались  снова, упирались в заваленные  проходы и  груды мусора, зато на некоторых участках, поражавших по контрасту своей идеальной чистотой, почти  бежали, наверстывая упущенное  время. Иногда  мы  выбирали  неверное направление,  и  тогда  нам приходилось  возвращаться,  подбирая  оставленные клочки бумаги, а несколько раз  оказывались на дне  открытой  шахты, куда  проникал,  а  точнее  как бы просачивался,  солнечный  свет. И  всюду  нас мучительно притягивали к себе, дразня воображение,  барельефы. Даже при беглом  взгляде на них  становилось ясно, что многие  рассказывали о важнейших исторических событиях,  и  только уверенность в том, что мы еще не раз  вернемся сюда, помогала нам преодолеть желание остановиться получше их рассмотреть. Иногда мы все же замедляли шаги и зажигали  второй фонарик. Будь  у  нас  лишняя пленка, мы могли бы немного пощелкать фотоаппаратом,  но о том, чтобы попытаться кое-что перерисовать, и речи не было.

     Я  приближаюсь к тому месту  в  своем рассказе, где  мне хотелось бы -- искушение очень велико --  замолчать или хотя бы частично утаить правду.  Но истина важнее  всего: надо в корне пресечь всякие попытки вести в этих краях дальнейшие  исследования.  Итак, согласно  расчетам,  мы уже почти  достигли входа  в туннель,  добравшись  по  мостику  на  втором этаже  до  угла этого пятиконечного  здания, а  затем  спустившись  в полуразрушенный  коридор,  в котором  было особенно  много по-декадентски утонченных  поздних скульптур, явно  обрядового назначения,  когда около  половины  девятого  Денфорт своим обостренным  юношеским  чутьем  уловил непонятный запах. Будь с нами собака, она, почуяв недоброе, отреагировала  бы еще  раньше.  Поначалу мы  не  могли понять,  что  случилось  со свежайшим  прежде  воздухом,  но  вскоре  память подсказала нам ответ. Трудно без дрожи выговорить это. Этот запах смутно, но безошибочно напоминал тот,  от  которого нас чуть  не  стошнило у  раскрытой могилы одного из чудищ, рассеченных несчастным Лейком.

32